Интервью археолога Петра Сорокина изданию «Санкт-Петербургские ведомости».

Петр Сорокин. Фотография Сергея Грицкова

Наш собеседник, руководитель Санкт-Петербургской археологической экспедиции Института культурного и природного наследия Петр Сорокин, много лет занимался раскопками на Охтинском мысу, на котором располагался своего рода «праПетербург».

Сначала — в 1990-х годах, когда там еще находился «Петрозавод», и затем — в 2006 — 2010 годах, когда шли охранные археологические работы, связанные с предполагавшимся строительством небоскреба. Именно в те годы археологи практически полностью детально исследовали место, с которого начинался Петербург. Оно могло бы стать уникальным «многослойным» археологическим музеем, которому позавидовали бы многие города мира. Но так до сих пор и не стало…

— Петр Егорович, судьба Охтинского мыса, на котором располагался своего рода «праПетербург», — особая для вас тема…

— Конечно, и я уверен, что это место значимо не только для археологов, но и для всех жителей Петербурга, для России в целом. Напомню: на Охтинском мысу нам удалось обнаружить первые в бассейне реки Невы стоянки людей, датированные V — II тысячелетиями до нашей эры; найти укрепления русского городища времен Великого Новгорода, шведских крепостей Ландскрона начала XIII века и Ниеншанца XVII века, а также сооружений Охтинской верфи XIX века.

Упомянутые крепости были земляными, а они сохраняются довольно хорошо. Недаром большинство подобных сооружений на территории России, а их тысячи, уцелели естественным образом и охраняются государством как объекты культурного наследия…

Более того, на Охтинском мысу сохранились остатки земляных бастионов, обложенные дерном, — такова была общеевропейская технология того времени. Сам земляной бастион — 19 — 20 метров в ширину, толщина подобной «облицовки» — около метра. Такие стенки хорошо выдерживают бомбардировку ядрами — они просто тонут в дерне и земле. Поэтому и сегодня можно оценить глубину рвов, через которые переправлялись русские воины во время штурмов Ландскроны и Ниеншанца, явственно представить, как здесь все происходило.

Из деревянных сооружений лучше всего сохранилось основание башни крепости Ландскрона. Размеры — весьма немаленькие, каждая из стен — по пять метров. Нашли мы и колодец Ниеншанца. Его размеры — три на три метра, сохранившаяся глубина — тоже до трех метров. В настоящее время эти объекты законсервированы «обратной засыпкой», как и крепостные рвы городища новгородского времени, Ландскроны и Ниеншанца.

Кроме того, в центре мыса сохранилось еще и основание большой каменной постройки Ниеншанца размером десять на десять метров. В подвальном помещении уцелело даже булыжное мощение пола… Вообще раскопки принесли тысячи артефактов.

— И где они теперь хранятся?

— Находки эпохи неолита и других древнейших эпох были переданы в Кунсткамеру. Предметы, относящиеся к эпохе Средневековья и Новому времени, — в Государственный Эрмитаж.

Останки с древнего кладбища, к сожалению, пока находятся на самом мысу — в помещении, принадлежащем владельцу территории. Мы вели переговоры о возможности их перезахоронения на месте обнаружения, как это предписано нормативными документами, но получили отказ. Музеи также отказались от их приема на хранение, поскольку объем очень большой — обнаружены останки около шестисот человек. Для них нужно создавать отдельное хранилище.

Основная часть находок относится к XVII веку — времени существования шведского Ниеншанца. Это было первое городское кладбище Ниена, но мы предполагаем, что оно возникло на месте некрополя русского поселения Невское Устье. Есть основания считать, что там есть и останки русских и шведских воинов, погибших при штурме Ландскроны в XIV веке. Уверен, что коллекция представляет огромный интерес для дальнейшего антропологического исследования.

— А могилу русских воинов, которая была когда-то огорожена пушками и отмечена петровским дубом, нашли?

— На наш взгляд, существование этой могилы было, скорее, легендой. Судя по тому, что при штурме Ниеншанца в мае 1703 года погибли не менее двухсот русских солдат и часть шведского гарнизона, их некрополь должен был быть довольно большим. Среди найденных останков нет явных признаков воинских захоронений с остатками обмундирования и амуниции того времени. Возможно, они не сохранились. Хотя есть несколько скелетов, вероятно, погибших солдат, со свинцовыми пулями.

Обращала на себя внимание разная ориентировка погребений, расположенных порой на разных уровнях, а иногда — под девяносто градусов друг к другу. Они с трудом поддавались точной хронологической атрибуции. Может быть, они и связаны с петровским временем, но на современной стадии изучения выделить захоронения той эпохи из числа обнаруженных останков не представляется возможным.

Поэтому мы и предлагаем сделать временное мемориальное захоронение на месте еще не до конца изученного могильника, чтобы иметь возможность дополнительного изучения этих останков. Этот мемориал и мог бы стать первым памятником петровского времени на территории Петербурга…

— Находки, связанные с петровским временем, — по большей части случайные?

— Нет, немало и плановых исследований. Например, еще в 2003 году наша экспедиция полностью раскопала одну из крупнейших достопримечательностей петровского времени — Екатерингофский дворец. Увы, создать музей там не удалось, поскольку сорвался проект реконструкции всего Екатерингофского парка. Основания найденного дворца удалось сохранить: они перекрыты цокольным этажом недостроенного здания, но для осмотра, к сожалению, не доступны.

С памятниками петровского времени до сих пор немало загадок: остаются ненайденными Подзорный дворец, Елизаветгоф и Анненгоф. Следы их затерялись среди городской промышленной застройки на побережье устья Невы и Финского залива.

Из уникальных памятников петровского времени, изученных нашей экспедицией, можно назвать и Троицкий Петровский собор на Троицкой площади. Он был мемориальной церковью Петербурга, связанной с Петром Великим. Остатки его сохраняются в земле перед зданием «ЛенНИИпроекта» и частично уходят под него. Считаю, что место храма, где хранились петровские реликвии, заслуживает по меньшей мере установки памятного знака с информацией о соборе на первой площади Петербурга.

В средствах массовой информации почти не нашли отражения интереснейшие открытия, сделанные на территории Летнего сада во время его последней реконструкции. А ведь это второй по площади археологический объект Петербурга! Наша экспедиция обследовала там около пяти тысяч квадратных метров территории и изучила большинство утраченных архитектурных объектов — многие из них полностью.

В Летнем саду удалось даже музеефицировать фонтан Лакоста — внутри специального стеклянного павильона. Там можно увидеть кирпичное основание этого исторического сооружения с огромной чугунной трубой для подвода воды из Фонтанки. Были открыты и сооружения Петровского гаванца перед Летним дворцом, где швартовались царские суда. Кроме того, в одном из воссозданных павильонов был устроен археологический музей Летнего сада, где можно ознакомиться с уникальными находками, сделанными в процессе раскопок.

— На территории петербургских окрестностей немало следов Северной войны. К примеру, среди старожилов Парголова бытует легенда, что где-то в тех краях Петр бился со шведами…

— Про Парголово не знаю, мы там раскопками не занимались, а вот по южному берегу Невы изучали земляные крепости, сооруженные во время Северной войны в 1707 году по прямому распоряжению Петра Великого. В них стояли небольшие дозорные гарнизоны, которым надлежало следить за возможностью переправы шведских войск и лазутчиков на южный берег Невы.

Часть наших находок — ядра и подковы, относящиеся к петровскому времени, — находится ныне в Музее ижорской земли в школе № 621 в поселке Металлострой. Остатки этих шанцев поставлены государством под охрану. Лучше всего сохранился Усть-Ижорский: там и сейчас еще отчетливо читается площадка и неплохо видны бастионы… Шанец у Корчмина сохранился хуже. А вот расположенное восточнее него место боя 1708 года, где русские войска отразили корпус шведского генерала Любеккера, переправившийся на левый берег Невы, сохранить не удалось: в последние годы оно было застроено.

Изучали мы и знаменитый Апраксин городок на реке Назии, где были собраны русские войска перед штурмом Нотебурга в 1702 году. Там тоже сохранились только части оплывших валов и рвов, но их нужно сохранять, как и укрепления охтинских крепостей.

— Существует расхожее мнение, что Петербург построен на костях. Мол, в первые годы его строительства здесь умерли несколько сотен тысяч человек. Археологам ведь не удалось до сих пор обнаружить следов подобного массового мора?

— Конечно, данные о ста и двухстах тысячах умерших, которые приводили иностранные путешественники, вряд ли соответствуют реальности. Это явное преувеличение. Однако говорить о том, что археология не подтверждает факт значительного количества умерших в первые годы строительства Петербурга, тоже нельзя. Раскопать всю городскую территорию вокруг Петропавловской крепости, как вы понимаете, невозможно. Но, может быть, дальнейшие находки больше прояснят эту ситуацию.

Многие, наверное, знают, что несколько лет назад экспедиция Института истории материальной культуры в рамках охранных археологических работ на территории на углу Кронверкской и Сытнинской улиц на Петроградской стороне наткнулась на захоронение первостроителей города — самый большой из выявленных сегодня подобных погостов. Вообще в этом районе еще с конца XIX века, когда деревянная застройка менялась на каменную, строители наткнулись не менее чем на шесть захоронений петровского времени. Они располагались вокруг Кронверкского проспекта (кроме того, еще и на Стрелке Васильевского острова), кольцом окружая Петропавловскую крепость.

Все это складывается в единую картину: первые кладбища возникали вокруг первоначального военного лагеря строителей крепости. Постоянных храмов в городе тогда еще не было — существовали временные походные церковные палатки, да и первоначальная планировочная структура города не имела ничего общего с современной. Поэтому впоследствии первые кладбища строящегося Петербурга, появлявшиеся стихийно, оказались забыты и затерялись в городской застройке.

Известно, что старейшее регулярное кладбище на Выборгской стороне у Сампсониевской церкви было учреждено в 1709 году, только после Полтавской победы. Думаю, что до этого события у Петра Великого не было полной уверенности, что удастся сохранить город в устье Невы. Первое официальное кладбище города занимало пространство между нынешними улицами Комиссара Смирнова и Смолячкова. Значительную его часть застроили еще в XIX — начале ХХ века.

Мне удалось обнаружить только одно архивное дело, в котором говорилось, что при строительстве дома в этих местах обнаружили могильные плиты с надписями на латинице. Речь шла о территории лютеранской части кладбища. И уже в то время память о нем стерлась, строители недоумевали: откуда здесь могилы?..

— Вернемся к Охтинскому мысу. Наверняка вы внимательно отслеживаете новости, связанные с ним. Что там сейчас происходит?

— С момента завершения раскопок в 2010 году на мысу не произошло ничего. И уже это вселяет надежду. Недавно мне удалось побывать там. Я увидел, что все остается в таком же виде, как было, когда оттуда ушли археологи, только все пространство поросло деревьями и кустарником. К сожалению, раскопы, сделанные после нашей экспедиции — в 2010 году, так и остались не засыпаны, превратившись в котлованы, заполненные водой, и все наши призывы законсервировать их, чтобы предотвратить разрушение памятников, остались без ответа. На берегу Охты была устроена вертолетная площадка, которая, кажется, не используется.

Судьба мыса остается открытой. Городская комиссия, которая должна была решить его будущее (ее возглавлял вице-губернатор Игорь Албин), зашла в тупик. Стороны не смогли договориться по главному вопросу: какую часть территории можно застроить?

Владельцы земельного участка и фактически поддержавший их КГИОП настаивали, что можно застроить почти все, сохранив лишь около 5% выявленных исторических сооружений. Речь шла только об остатках Карлова бастиона Ниеншанца. Но строительство любых сооружений на этой территории губительно для всех археологических объектов. Существовавший здесь ранее «Петрозавод» был возведен на свайных основаниях, и, к счастью, почти не повредил то, что находилось в толще земли.

Градозащитники и специалисты-археологи, в числе которых можно назвать Анатолия Кирпичникова, Олега Иоаннисяна, Сергея Белецкого, занимают диаметрально противоположную позицию. Мы настаивали, что под застройку можно отвести не более 20% территории, поскольку археологические объекты, которые не подлежат полным раскопкам, занимают не менее 80% Охтинского мыса.

Согласно действующему законодательству, любой памятник надо сохранять полностью, никто не в праве отрезать от крепости с пятью бастионами, я имею в виду Ниеншанц, ее двадцатую часть, а остальные бастионы и куртины отдавать под застройку, то есть разрешить их уничтожение. А если учитывать, что здесь есть и другие археологические памятники и они ландшафтные, то вокруг них должна быть свободная от застройки зеленая зона — она необходима для их пространственного восприятия.

Что дальше? Земельный участок по-прежнему остается в собственности «Лахта-центра», и время от времени озвучиваются очередные планы его застройки.

На мой взгляд, оптимальный вариант — вообще ничего не строить на Охтинском мысу. Пока нет средств для создания здесь археологического парка, нужно сделать эту территорию зеленой зоной — парком или сквером, а на поверхности обозначить отдельные объекты памятными знаками и информационными табличками, указывающими, что это охраняемая законом территория. Впоследствии возможны разные варианты музеефикации, включая полное вскрытие выявленных фортификационных объектов или показ их частей. Причем экспонировать их можно как под открытым небом, так и внутри музейного пространства.

— Как именно?

— Существуют разные способы. Есть пример археологического музея в Бресте, но там постройки ремесленного посада XIII века консервировались и накрывались «футляром» уже в ходе раскопок. У нас уже нет такой возможности, хотя мы и пытались призвать городские власти и владельца территории к созданию здесь музея уже на стадии раскопок. Но обнаруженные нами основание башни крепости Ландскрона и колодец Ниеншанца, о которых я уже говорил, можно раскрыть и демонстрировать под специальным прозрачным перекрытием, проведя необходимую гидроизоляцию.

Вообще к вопросу музеефикации объектов на Охтинском мысу нет однозначного подхода — он должен решаться в рамках специального архитектурно-археологического проекта. Пока такие проекты делались только в рамках дипломных работ Академии художеств и Архитектурно-строительного университета под руководством известных петербургских архитекторов Олега Романова и Владимира Попова.

Самое главное — целиком сохранить обнаруженные культурные ценности, чтобы потом не кусать локти, вспоминая, что у нас были такие уникальные свидетельства богатейшей общеевропейской истории места, где возник Петербург, а мы пожертвовали ими ради обычной городской застройки, для которой вполне хватает территории и в других местах.

Источник – Санкт-Петербургские ведомости.

В поисках затерянного Петербурга